Владимир Врубель

Жестокость и милосердие

Часть 153

Их души очерствели

Дела в Севастополе шли всё хуже и хуже, гарнизон с трудом отбивался от натиска противника. И всё же, несмотря на близкое соседство смерти, жизнь брала своё. Каждый вечер на бульваре, где стоит памятник Казарскому, играла музыка, свободные от службы офицеры и оставшиеся в городе женщины приходили туда гулять. Там разрешалось бывать даже пленным французским офицерам. В какой-то степени Крымская война была последней рыцарской войной с гуманным отношением к пленным.

Молодёжь не пугало, что ядра, бомбы и пули долетали иногда и до бульвара. Прекрасный пол, посещавший танцы, состоял из матросских и мещанских дочерей, а также дам полусвета. Война стирала границу между сословиями. Девушки приходили послушать музыку и познакомиться с молодыми людьми. Офицеры дворянского происхождения не гнушались ухаживать за юными простолюдинками.

Обстрелянные опытные весёлые севастопольские дамы возрастом постарше тоже были не робкого десятка. Зачем они оставались в городе, понятно.
Только сестёр милосердия там никто не видел. Им было не до гуляний и не до музыки.
Большинство домов в городе пострадало от попаданий снарядов, но даже в редких уцелевших зданиях работали магазины. По-прежнему функционировали гостиницы Шнейдера и Томаса с находившимися в них ресторанами и кондитерскими.

В самой большой гостинице Шнейдера, где любили бывать офицеры, во время обеда бомба попала в крышу и, пробив этажные перекрытия, взорвалась. Невероятно, но все постояльцы, находившиеся в гостинице, остались живы.

В августе в городе уже не осталось безопасных мест. Закрылись последние магазины, трактиры, гостиницы, а их владельцы и дамы, постоянно крутившиеся там, перебрались на Северную сторону. Все улицы перегородили баррикадами.

С бастионов в тыл сплошным потоком относили мёртвых, которых хоронили на Северной стороне. Раненых распределяли по госпиталям. Транспортных средств, гребных судов и пароходов, имевшихся у флота, для перевозки мёртвых и живых не хватало.

С мёртвыми было проще: арестанты укладывали их штабелями на берегу, а потом, когда доходила очередь, до отказа наполняли телами специальный баркас. Живых укладывали на берегу или на пристани рядом с мёртвыми, только, естественно, не штабелями, а рядом друг с другом. Раненые кричали, стонали, бредили, но те, кто их перевозил, не обращали на это внимания, их души очерствели, слишком много всего они насмотрелись за войну.

Сражавшиеся на бастионах испытывали постоянную нужду в самом необходимом, потому что боеприпасы, порох, патроны, продовольствие перевозили с Северной стороны через бухту в небольших количествах на тех же судах, на каких везли обратно на Северную сторону мёртвых и раненых. Следовало постоянно перебрасывать на позиции новое пополнение взамен выбывших из строя. Требовалось срочно найти другой способ транспортировки, но какой?

И тогда блестящее решение предложил начальник инженеров армии генерал-лейтенант Александр Ефимович Бухмейер. Он представил проект наплавного моста через Большую бухту.

Вначале его идею посчитали фантастической. Но генерал без труда разгромил все возражения оппонентов. Неожиданным противником Бухмейера выступил Павел Степанович Нахимов. Адмирал считал, что строительство моста скажется на моральном состоянии гарнизона, который был отрезан бухтой от безопасной Северной стороны, и знал, что отступать ему некуда. По его мнению, построенный мост побудит солдат и офицеров думать об отступлении и в конце концов командование отдаст приказ о переходе на Северную сторону.

Сам адмирал оставлять Южную сторону не собирался, предпочитал погибнуть, разделив судьбу Корнилова и павшего близ Малахова кургана Истомина. Нахимов попросил адъютантов в случае его смерти похоронить рядом с погибшими товарищами и их общим учителем Лазаревым. В общем, Павел Степанович решил пожертвовать собой, а заодно и всеми, кто защищал бастионы и редуты, уверенный в том, что они все разделяют его желание геройски погибнуть, нежели отступить.

В качестве официального довода, почему он против строительства моста, адмирал утверждал, что при первом же сильном ветре с моря мост на сильном волнении не устоит. Авторитет Нахимова в морских делах был непререкаем.
Трудно себе представить, какой был бы найден выход из положения, не случись трагедия.

Следующая страница