Предложение Корнилова выйти с парусниками в море, чтобы сразиться с
паровыми кораблями противника, напоминало похожую инициативу во время
Второй мировой войны одного польского генерала, направившего против
немецких танков свою конницу. Поляки геройски погибли, но толку от их
безумной атаки с саблями и пиками против брони и орудийных танковых
стволов не было никакого. Правда, некоторые историки считают это просто
красивой легендой.
Вечером того же дня Корнилов вызвал к себе командира парохода «Владимир» Григория Бутакова. Вот что тот об этом впоследствии написал: «Он объявил мне, что желает спасти хотя бы пароходы, и спросил, берусь ли я проскочить мимо неприятельских судов. Я ответил, что попробую и что неприятель, вероятно, не ожидает этого, а потому это будет менее трудно.
Тогда он словесно распределил пароходы в разные порты и приказал мне секретно передать на каждый, чтобы в 11 ночи они отправлялись по назначению. Не помню, куда именно должен был идти «Владимир», но кажется, в Николаев. Ночь была тёмная. Буксировка судов пароходами была в полном разгаре, и офицеру, посланному словесно передать приказание, было нелегко это исполнить.
Я объявил о таком назначении старшему офицеру и, призвав в каюту боцмана, сказал также ему под секретом об этом, зная, что он недавно женился, прибавил: «Тебе одному я позволяю взять жену с собою, но больше никому. Выбирай. Мы идём под ядра, может быть, будем утоплены, Севастополь же, может быть, не будет взят». Он, подумавши, просил разрешения взять жену и был отпущен за нею на берег.
Эти подробности я пишу к тому, что, несмотря на твёрдые распоряжения свои, Корнилов далеко не надеялся отстоять Севастополь от первого натиска. Около 10 часов я опять был вытребован к нему: «Я раздумал. Оставайтесь здесь и известите других об этом же». Я воскликнул: «Слава Богу!» – «Это почему?» – «Потому что пароходы могут быть очень полезны здесь в решительную минуту». – «Ну так с Богом!».
Остыв, вице-адмирал решил выполнить приказ Меншикова, после чего всю свою энергию направил на организацию обороны. Поведение Корнилова в те дни вызывает недоумение. Таких перепадов настроения и метаний не проявлял никто из военных руководителей в Севастополе.
На следующий день после совещания Корнилов пришёл к Бутакову на «Владимир».
В каюте один на один Владимир Алексеевич спросил командира: «Что вы думаете делать, если Севастополь будет атакован превосходящими силами и взят?» – «Попробовать выскочить!» – «Я этого ответа ожидал. Послушайте, мы с вами вместе служили, вместе сражались» (Корнилов имел в виду бой с египетским пароходом «Перваз-и-Бахри», он находился тогда на «Владимире» – Прим. автора). Захватите мои потроха с собою, когда буду убит».
Ещё одна встреча Бутакова с Корниловым произошла утром у Морской библиотеки, откуда с холма адмирал рассматривал расставленные для затопления суда. «Рука не поднимается подписать приказание топить наши корабли», – обратился он к Бутакову. Тот ответил: «Решительные времена, решительные меры». «Да, вам легко это говорить», – возразил адмирал.
После войны командир английского фрегата капитан Мендос сказал Григорию Ивановичу: «Это был великий шаг с вашей стороны. Мы увидели, что вы не на шутку намерены сопротивляться». Но тогда, как вспоминал, один из участников обороны, многие считали, что Меншиков бросил севастопольцев на произвол судьбы. Часто звучало слово «измена». В архивном деле Григория Бутакова имеется его запись, что «Корнилов тоже злобно говаривал: «У русского царя недостало войск, чтоб защитить Севастополь!»
Об этих разговорах стало известно Меншикову, и он отпарировал в свойственной ему язвительной и остроумной манере. Когда Бутаков в числе других офицеров обсуждал последние события за чаем у Корнилова, к вице-адмиралу явился переводчик Черноморского флота камер-юнкер Батьянов. Далее я цитирую слова Бутакова, он «…сказал, мямля по своему обыкновению: «Князь Меншиков… приказал сказать… вашему превосходительству…, что он ещё… не получил от англичан деньги за свою измену». Корнилов промолчал, и все разошлись.
Вечером того же дня Корнилов вызвал к себе командира парохода «Владимир» Григория Бутакова. Вот что тот об этом впоследствии написал: «Он объявил мне, что желает спасти хотя бы пароходы, и спросил, берусь ли я проскочить мимо неприятельских судов. Я ответил, что попробую и что неприятель, вероятно, не ожидает этого, а потому это будет менее трудно.
Тогда он словесно распределил пароходы в разные порты и приказал мне секретно передать на каждый, чтобы в 11 ночи они отправлялись по назначению. Не помню, куда именно должен был идти «Владимир», но кажется, в Николаев. Ночь была тёмная. Буксировка судов пароходами была в полном разгаре, и офицеру, посланному словесно передать приказание, было нелегко это исполнить.
Я объявил о таком назначении старшему офицеру и, призвав в каюту боцмана, сказал также ему под секретом об этом, зная, что он недавно женился, прибавил: «Тебе одному я позволяю взять жену с собою, но больше никому. Выбирай. Мы идём под ядра, может быть, будем утоплены, Севастополь же, может быть, не будет взят». Он, подумавши, просил разрешения взять жену и был отпущен за нею на берег.
Эти подробности я пишу к тому, что, несмотря на твёрдые распоряжения свои, Корнилов далеко не надеялся отстоять Севастополь от первого натиска. Около 10 часов я опять был вытребован к нему: «Я раздумал. Оставайтесь здесь и известите других об этом же». Я воскликнул: «Слава Богу!» – «Это почему?» – «Потому что пароходы могут быть очень полезны здесь в решительную минуту». – «Ну так с Богом!».
Остыв, вице-адмирал решил выполнить приказ Меншикова, после чего всю свою энергию направил на организацию обороны. Поведение Корнилова в те дни вызывает недоумение. Таких перепадов настроения и метаний не проявлял никто из военных руководителей в Севастополе.
На следующий день после совещания Корнилов пришёл к Бутакову на «Владимир».
В каюте один на один Владимир Алексеевич спросил командира: «Что вы думаете делать, если Севастополь будет атакован превосходящими силами и взят?» – «Попробовать выскочить!» – «Я этого ответа ожидал. Послушайте, мы с вами вместе служили, вместе сражались» (Корнилов имел в виду бой с египетским пароходом «Перваз-и-Бахри», он находился тогда на «Владимире» – Прим. автора). Захватите мои потроха с собою, когда буду убит».
Ещё одна встреча Бутакова с Корниловым произошла утром у Морской библиотеки, откуда с холма адмирал рассматривал расставленные для затопления суда. «Рука не поднимается подписать приказание топить наши корабли», – обратился он к Бутакову. Тот ответил: «Решительные времена, решительные меры». «Да, вам легко это говорить», – возразил адмирал.
После войны командир английского фрегата капитан Мендос сказал Григорию Ивановичу: «Это был великий шаг с вашей стороны. Мы увидели, что вы не на шутку намерены сопротивляться». Но тогда, как вспоминал, один из участников обороны, многие считали, что Меншиков бросил севастопольцев на произвол судьбы. Часто звучало слово «измена». В архивном деле Григория Бутакова имеется его запись, что «Корнилов тоже злобно говаривал: «У русского царя недостало войск, чтоб защитить Севастополь!»
Об этих разговорах стало известно Меншикову, и он отпарировал в свойственной ему язвительной и остроумной манере. Когда Бутаков в числе других офицеров обсуждал последние события за чаем у Корнилова, к вице-адмиралу явился переводчик Черноморского флота камер-юнкер Батьянов. Далее я цитирую слова Бутакова, он «…сказал, мямля по своему обыкновению: «Князь Меншиков… приказал сказать… вашему превосходительству…, что он ещё… не получил от англичан деньги за свою измену». Корнилов промолчал, и все разошлись.