Владимир Врубель

Три невезучие богини

Часть 66

Триста золотых червонцев

Виткевич присоединился к каравану, который вышел из Орска. Караван следовал проверенной дорогой, что вполне устраивало прапорщика: перед ним стояли слишком сложные задачи, чтобы искать себе дополнительных приключений в пути. Все караванные вожаки были ему хорошо знакомы, а с некоторыми из них давно сложились дружеские отношения.

Как потом, вернувшись из командировки, он рассказывал Владимиру Ивановичу Далю, «надежные товарищи и попутчики мои были: башкир Наджметдин, служивший долгое время письмоводителем при старшине джегалбайлинцев Сютее Исентаеве, и Ша-булат, бухарский купец, выросший в степи — мать его была кайсачка, а отец бухарец — и с давнего времени мне знакомый и преданный».

Разбираться в спорах казахов между собой Виткевич не собирался, в зимних условиях странствовать в одиночку, либо даже с маленьким отрядом по степи, где все друг с другом враждовали, и было полно бандитов, мог только человек, лишившийся рассудка.

К тому же через своих друзей среди местных аборигенов и кочевников он прекрасно знал внутреннюю обстановку среди кочевых родов, и мог бы написать соответствующий доклад, никуда для этого не выезжая из Оренбурга. Но подобное не входило в его намерения, а свои знания Виткевич держал при себе. Ян сразу решил сделать то, что ему запретили Перовский и Генс, а именно, следовать прямиком в Бухару, но начальству об этом он, естественно, ничего не сказал, промолчал.

Его личная цель, о которой Перовскому и Генсу не могло придти в голову даже в страшном сне, заключалась совсем в ином, и не имела ничего общего со специально составленной для него официальной инструкцией.

Для подкупа должностных лиц и старейшин родов Виткевичу выдали крупную сумму – триста золотых червонцев, которые он спрятал в обшитых кожей ножнах своей шашки. Если бы он собрался бежать, как планировал когда-то, то этих денег ему вполне бы хватило для осуществления своего намерения.

Само по себе подобное предприятие было крайне опасным. Об этом можно судить по упоминанию о судьбах некоторых пленников, обращённых в рабство: «…Рядового поляка, кажется, из Кизильского батальона в 1835 году летом поймали япасцы, от них взяли чумекейцы и отдали в счет закята (религиозный обряд, заключающийся в отчислении состоятельным мусульманином каждый год 1/40 части своего имущества в пользу бедных – прим. автора) Ходже-Ниязу в Хиву.

Рязанов, бежавший из Хивы в Россию, а потом из Астрахани опять в Хиву, вместе с другими снова хотел уйти в Бухару; но был пойман и посажен на кол, вместе с кривым малолетком Полудовым из Орска и с Андреем Аршиновым.

Андрей Аршинов, обще с братом своим, бежал из Астрахани года тому три и разбойничал по Каспийскому морю вместе с туркменами и адаевцами. Полудов был увезен вместе с отцом своим около 1827 года из Орска и ныне казнен за четвертый побег».

После всевозможных больших и малых приключений 2-го января 1836 года караван прибыл в Бухару. Виткевич подробно описал путь, взаимоотношения между хивинцами и кочевниками, обитателями пустыни и степи, сводившиеся к тому, кто был сильнее, тот и грабил. Жизнь там была явно нескучная, приходилось постоянно опасаться не только за своё имущество, но и за собственную голову.

Меня тянуло рассказать подробности о его странствии, но пришлось от этого отказаться, поскольку цель повествования, как и у моего героя, иная. Караван шёл из Орска в Бухару пятьдесят четыре дня. Провести это время зимой, в степи и в пустыне, на свежем воздухе и при сильных ветрах – достойное испытание для физически и морально крепких мужчин.

Виткевич потом в докладе, обработанном Далем, убеждал Перовского в том, что киргиз-кайсаки или казахи, которых русское правительство объявило своими подданными и освободило от податей, на самом деле, считали себя зависимыми от бухарского хана и платили ему дань. Русские были далеко, да они к тому же ни разу не оказали вооружённой поддержки казахам, позволяя бухарцам и хивинцам безнаказанно их грабить, поэтому никаким авторитетом среди кочевников не пользовались.

Прапорщик в своём отчёте откровенно подталкивал военного губернатора к активным действиям: «…Доселе на Сыре у хивинцев укреплений нет.… Если бы стать твердою ногою на Сыре, то нет никакого сомнения, что хивинцы сделались бы совершенно ничтожными, схоронились бы в берлогу свою, кайсаки наши были бы в безопасности, и между Сыром и Уралом водворилось бы совершенное спокойствие и повиновение.

Это можно предсказать с совершенною уверенностью…. Ныне власть и влияние нашего управления простирается почти не далее пограничной черты Урала и не внушает ни кайсакам, ни областям Средней Азии особенного уважения и страха, который необходим для повиновения».

В отчёте имеются и крамольные слова о том, что русские пленники за свою православную религию крепко не держались и почти все приняли мусульманство. Возможно, что это было сделано в наивной надежде, что их освободят и отправят домой. Но вскоре им не составило большого труда, убедится в том, что хивинцы и бухарцы оживлённо торговали на рынках, как скотом, своими единоверцами, пойманными в степи или угнанными из Персии и Афганистана.

Следующая страница