Судя по всему,
появление огромного парохода в бухте, куда заходили только рыбачьи
шхуны, чтобы отстояться в непогоду, было неординарным событием,
переполошившим весь посёлок. Ещё больше удивились таможенники,
посмотрев на значившихся в документах Баденгаузена землепашцев,
плотников, столяров, ювелиров, пастора и т.п. На всякий случай они
решили этих эмигрантов с военной выправкой на берег не пускать, до
получения разрешения из Вашингтона.
На берег пустили только Гриппенберга, который отправил с почты шифровку
Лесовскому о прибытии. Получил ответ ждать Семечкина. От того ни
слуху, ни духу. Зато появился английский военно-морской атташе
контр-адмирал У. Джонс. Его узнал Алексеев, когда англичанин уже
собирался уходить с парохода, на котором побывал под видом любопытного
путешественника.
Алексееву приходилось встречаться с Джонсом раньше. Английский
разведчик не стал особенно расстраиваться, что его инкогнито раскрыто,
а, приветливо попрощавшись с Алексеевым, убыл восвояси, оставив на
берегу своего помощника наблюдать за «Cimbria». Англичанин
уехал не с пустыми руками: он выяснил количество угля на судне, какой
запас провизии, сколько человек пассажиров. Ему не удалось лишь
получить именные списки пассажиров у американских таможенников.
Через четыре дня не осталось ни одной американской или английской
газеты, которая не писала бы о русских пассажирах на
«Cimbria». В посёлке появилась тьма репортёров, сочинявших
лихие репортажи на тему: «Русский капер в американском
порту», что перед ними меркло даже творение Семечкина, от
которого по-прежнему не было никаких известий. Население посёлка росло.
Заинтригованные сообщениями в газетах, люди приезжали посмотреть на
таинственных русских. Приехал цирк, раньше никогда не посещавший эту
дыру. «Cimbria» и её пассажиры стали чем-то вроде местной
достопримечательности. Коммерсанты благодарили судьбу за этот подарок,
дела у них пошли в гору.
Шли дни, таможня получила «добро» из Вашингтона пускать
русских на берег. Русских, на которых вначале смотрели, как на
«женщину с бородой» из приехавшего цирка, уже стали
приглашать на концерты, танцевальные вечера, домой. Крепла дружба
русских матросов с работницами омарной фабрики. Остров был исхожен
вдоль и поперёк и стал знакомым, как собственная каюта. Но самое
ужасное, что в штате Мэн, к которому относился остров, царил сухой
закон.
Впрочем, и денег уже ни у кого не оставалось. Офицеры меняли
неприкосновенный запас золотых трёхрублёвок на доллары, но и этот
источник денег быстро иссяк. Не было денег даже на мыло для стирки
белья. Матросы стирали в морской воде без него. Денег не было даже на
телеграмму в Морское министерство.
Следующая
страница
На фото: рыбная фабрика в 19 веке